«Наступательные или оборонительные действия со стороны обеих договаривающихся держав могут быть вызваны, во-первых, присоединением Дунайских княжеств к России, во-вторых, нападением русских на Балканы или переходом их через Балканы».

Оба эти условия явно продиктованы самой Россией. С самого начала она заявила, что в ее виды вовсе не входит присоединение Дунайских княжеств: она лишь хочет сохранить их в качестве «материальной гарантии» удовлетворения ее требований. Перейти через Балканы, имея перед собой французскую армию в 80000 человек, — такое намерение никогда не входило в русский план кампании; его единственной целью было лишь обеспечить для своей армии несколько крепостей на правой стороне Дуная, в качестве tetesde-pont [предмостных укреплений. Ред.], чтобы таким образом иметь постоянную возможность для вторжения в Болгарию. Заметим en passant [между прочим. Ред.], что «Times», упоминая об этом новом протоколе, довольствуется надеждой, что западным державам, может быть, удалось склонить на свою сторону Австрию, так как Пруссией «заведомо» ныне управляют «русские агенты», а «Morning Chronicle» даже отчаялся в сколько-нибудь искреннем согласии Австрии. Великий Наполеон принудил бы Австрию и Пруссию к открытому союзу с Россией; маленький Наполеон позволяет России навязать ему такой союз с немецкими державами, который отодвигает его армию возможно дальше от района военных действий.

Отвечая на запрос г-на Милнса, лорд Джон Рассел заявил:

«Франция выслала армию приблизительно в 6000 человек с приказом занять Пирей; равным образом английский пехотный полк, покинувший Англию на прошлой неделе, предназначен также для занятия Пирея».

Эта мера вызвана сговором греческого правительства с Россией. Войска должны занять Афины только при определенных обстоятельствах. В сегодняшних французских газетах мы читаем:

«Король Оттон принял ультиматум и обещал вернуть министерство Маврокордато, если оккупация будет снята. В противном случае он решил перенести местопребывание своего правительства в глубь страны и туда стянуть свои войска».

Что эта альтернатива не останется пустым словом, видно из нижеследующего заявления лорда Дж. Рассела.

«Если греческий король не одобряет попыток своего народа нарушить долг нейтральной страны, то он найдет в лице посланных к нему войск защиту и средства, необходимые для того, чтобы заставить народ выполнить этот долг. Если же, с другой стороны, торжественные заверения, которые мы получили от греческого правительства, окажутся неискренними, эти войска смогут принести пользу другим путем».

Следовательно, что бы ни делало греческое правительство, Греция будет оккупирована. «Times» с некоторым раздражением сообщает, что

«в настоящий момент французские войска составляют большую часть гарнизонов Рима, Афин и Константинополя, этих трех великих столиц античного мира».

Старый Наполеон имел обыкновение занимать столицы современного мира. Наполеон Малый довольствуется театральной видимостью величия, рассеивает свои армии в незначительных странах и загоняет большую часть своих войск в culs de sac [тупики, захолустье. Ред.].

Взятие обратно билля о предотвращении подкупа избирателей на вчерашнем вечернем заседании палаты дало повод к весьма забавной перепалке между маленьким Джонни, Дизраэли и Брайтом. Г-н Дизраэли заметил, что

«правительство внесло за время сессии семь важных биллей. При обсуждении трех биллей оно потерпело поражение; три билля были взяты им обратно, а при обсуждении седьмого билля правительство потерпело хотя и не полное, но значительное поражение. Оно потерпело поражение с биллем о коренном изменении закона о принудительном возвращении бедных по их месту жительства, с биллем о народном образовании в Шотландии и с биллем о полном пересмотре парламентской присяги. Правительство взяло обратно настоящий билль о предотвращении подкупа избирателей; оно взяло обратно очень важный законопроект о полном изменении в гражданской службе; оно взяло обратно проект парламентской реформы. Билль о реформе Оксфордского университета выйдет из палаты совершенно изуродованным».

Если у правительства не было надежды провести эти законопроекты, то ему и не следовало их вносить… Говорили, что у нынешнего правительства нет принципов, а есть «все таланты», и можно было ожидать, что, поскольку каждый министр поступился своими личными убеждениями, то такой героизм, по крайней мере, должен был повлечь за собой какую-нибудь пользу для страны.

Негодование лорда Джона не придает его ответу большей силы. Он превозносит достоинства биллей, как отвергнутых, так и взятых обратно. Во всяком случае, добавляет он, палата не стала на сторону г-на Дизраэли и его друзей. Г-н Дизраэли обвинил правительство в доверчивости или попустительстве в проводимой им внешней политике, но он ни разу не осмелился запросить мнение, палаты по этому вопросу. Он притворялся, что не желает препятствовать правительству в его приготовлениях к войне; и все же он внес предложение, которое должно было лишить правительство средств для ведения войны. Это предложение было отвергнуто большинством свыше чем в 100 голосов. Что касается билля о правах евреев, защитником которых прикидывается г-н Дизраэли, то позиция г-на Дизраэли менялась, в зависимости от обстоятельств.

Этот ответ навлек на бедного лидера палаты общин новое нападение его противника, еще более яростное, чем первое.

«Благородный лорд», — сказал г-н Дизраэли, — «кажется, думает, что я удивлен тем, что он не ушел со своего поста. Напротив, я был бы чрезвычайно удивлен, если бы он сделал это. (Громкий смех.) Потребуется много новых поражений, еще более унизительных и еще более полных, если это возможно, прежде чем благородный лорд почувствует необходимость совершить подобный шаг. (Аплодисменты.) Я слишком хорошо знаю благородного лорда. Я слишком долго занимал место в рядах оппозиции, когда он был у власти. Я слишком часто видел его в подобном положении. Много раз приходилось мне наблюдать, как он терпел в высшей степени знаменательные поражения и все же оставался у власти с присущим ему патриотизмом и настойчивостью, вызывающими безграничное восхищение. (Аплодисменты и смех.) В отношении войны правительство объявило парламенту, что выложит на стол все документы по этому вопросу, между тем как фактически оно скрывало наиболее важные из них, и страна оставалась бы в полном неведении относительно того, что происходит, если бы не разоблачения «Journal de St.-Petersbourg». После этих разоблачений ему, Дизраэли, пришлось изменить свое мнение в том смысле, что уже не оставалось места ни для каких гипотез, а прямо надо было заявить, что правительство лишь могло быть виновно в доверчивости или попустительстве. Он убежден в том, что скоро это будет всеобщим мнением страны».

Затем г-н Дизраэли принялся защищать правительство лорда Дерби и доказывать, что в то время оппозиция лорда Джона была «мятежной». Лорд Джон принес большие жертвы:

«Он расстался с товарищами всей своей жизни, которые были верны ему, чтобы прижать к сердцу старых врагов, всегда отрицавших его способности и открыто осуждавших его деятельность. Он обманул доверие, — могу сказать, — он почти поставил под удар существование той исторической партии, доверие которой для такого человека, как благородный лорд, должно быть не менее ценным, чем милость его государыни. (Аплодисменты.) И почему он это сделал? Потому что он был предан великим принципам и был полон решимости провести великие мероприятия. Но теперь, когда его мероприятия одно за другим потерпели крушение, он все еще остается у власти. Что касается своего поведения в еврейском вопросе, то Дизраэли определенно и категорически возражает против утверждения, сделанного благородным лордом».

По существу, после выступления Дизраэли лорду Джону Расселу не оставалось ничего иного, как сослаться на свои «неудачи» и изобразить продолжение коалиции как неизбежное зло.

Г-н Брайт выразил мнение, что