Рассмотрим теперь позиции обеих армий. Русские, пренебрегая всей линией Дуная, игнорируя позицию Омер-паши у Шумлы, сосредоточивают свои главные силы и даже свою тяжелую артиллерию на своем крайнем правом фланге, в таком пункте, где они оказываются дальше от Бухареста, своей ближайшей операционной базы, чем турки. Их тыл поэтому обнажен настолько, насколько это вообще возможно. Хуже того, чтобы хотя бы каким-нибудь образом защитить себя с тыла, они вынуждены раздробить свои силы и появиться перед Калафатом без того явного численного превосходства, которое, обеспечив им успех, оправдало бы весь этот маневр. Они оставляют от 30 до 40 % своей армии в распыленном виде позади своих главных сил, и эти войска, разумеется, не в состоянии отразить сколько-нибудь решительную атаку. Следовательно, взятие Калафата не обеспечено, а коммуникации осаждающих находятся под ударом. Ошибка столь очевидна, столь велика, что только абсолютная достоверность факта может заставить военного человека поверить в то, что она действительно была допущена.

Если Омер-паша, все еще располагающий более крупными силами, форсирует Дунай в любом пункте между Рущуком и Гирсовой, скажем, с 70000 войск, русская армия либо будет полностью уничтожена, либо ей придется искать убежища в Австрии. Для сосредоточения такого количества войск у Омер-паши был целый месяц. Почему же он не форсирует реку, на которой теперь уже закончился ледоход? Почему он даже не занимает опять свое tetede-pont [предмостное укрепление, плацдарм. Ред.] у Олтеницы, чтобы быть в состоянии выступить в любую минуту? Невозможно поверить, чтобы Омер-паша не знал о тех шансах, которые дали ему в руки русские своим грубейшим промахом. Можно поэтому предположить, что он связан действиями дипломатии. Очевидно, его бездействие должно смягчить впечатление от морской прогулки союзного военного флота в Черное море. Нельзя, чтобы русская армия была уничтожена или загнана в Австрию, потому что это создало бы новые осложнения при заключении мира. И вот в угоду интригам и недобросовестным действиям дипломатов-дельцов Омер-паша вынужден терпеть бомбардировку русскими Калафата, он должен мириться с тем, что они подставляют под его удары всю свою армию, всю свою осадную артиллерию, тогда как он не имеет права воспользоваться этим случаем. В самом деле, не будь у русского командующего полной, определенной гарантии в том, что его фланги и тыл не подвергнутся нападению, он, думается нам, никогда не отважился бы предпринять движение на Калафат. В противном случае, каковы бы ни были полученные им приказания, он заслуживал бы военно-полевого суда и расстрела. И если с пароходом, ожидаемым здесь сегодня или, самое позднее, в ближайшие дни, мы по получим сообщений о переходе Омер-паши через Дунай и о наступлении его на Бухарест, нам будет трудно отказаться от вывода, что западные державы заключили между собой формальное соглашение, по которому Калафат должен быть принесен в жертву военному честолюбию России, и туркам не разрешается защищать его единственным надежным способом, то есть посредством наступательного движения вниз по Дунаю [67] .

Написано Ф. Энгельсом 13 февраля 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4019, 6 марта 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

К. МАРКС

ДЕКЛАРАЦИЯ ПРУССКОГО КАБИНЕТА. — ПЛАНЫ БОНАПАРТА. — ПОЛИТИКА ПРУССИИ

Из весьма достоверного источника в Лондоне нами получены следующие сведения, важность которых, если они подтвердятся, чрезвычайно велика и которые появились в английских газетах только частично, да и то в искаженной форме [68] .

I. 3 февраля в Париж и Лондон была направлена следующая декларация прусского кабинета:

«1) Так как после разъяснений графа Орлова не осталось никаких сомнений в бесполезности дальнейших попыток посредничества при с. — петербургском кабинете, Пруссия настоящим отказывается от своего посредничества, условий для которого больше не существует.

2) Предложения графа Орлова о заключении формального и обязательного договора о нейтралитете были встречены решительным отказом, сообщенным ему в специальной ноте, ибо Пруссия твердо намерена, даже без согласия на то Австрии, соблюдать, со своей стороны, строжайший нейтралитет, который она решила обеспечить в надлежащий момент посредством соответствующих вооружений.

3) Выдвинет ли Пруссия совместно с Австрией предложение о вооружении всего Германского союза — будет зависеть от отношения морских держав к Германии».

II. Луи-Наполеон направил в Турин к королю Пьемонта и г-ну Кавуру доверенное лицо (г- на Бренье) с посланием следующего содержания. В Парме, Пиаченце, Гуасталле и Модене в определенный момент вспыхнет революционное движение. Сардиния должна будет тогда оккупировать эти области, изгнав оттуда ныне правящих там государей. Наполеон гарантирует королю присоединение к Сардинии территории первых трех княжеств, а возможно также и Модены; взамен чего графство Савойя должно быть уступлено Франции. Англия, можно считать, согласилась на эту комбинацию, хотя и после известного сопротивления и крайне неохотно. Затем г-н Бренье, продолжив свою поездку по Италии, достиг Неаполя, где его появление произвело «весьма тягостное впечатление». Г-н Бренье имеет поручение подготовить восстание в Италии, ибо Наполеон серьезно считает себя способным не только разжечь пожар в Италии, но и установить точно обозначенную границу, через которую запрещено будет перекинуться огню. Он предполагает сосредоточить войска в следующих пунктах:

1) 100000 солдат на савойской границе;

2) 60000 солдат в Меце;

3) 80000 солдат в Страсбурге.

III. Пруссия не возражает против размещения французской армии в 100000 человек у савойской границы, но сосредоточение одной армии в Меце, а другой — в Страсбурге она расценивает как непосредственную угрозу для себя. Ей уже мерещатся охваченные восстанием Баден, Гессен, Вюртемберг и т. д. и 100000. крестьян из Южной Германии, идущих к прусским границам. Поэтому Пруссия заявила протест против этих двух мероприятий, и намек на это как раз и содержится в третьем пункте прусской декларации. Во всяком случае к концу марта, а может быть и раньше, Пруссия доведет численность армии до уровня, соответствующего военному времени. Она намерена призвать от 200000 до 300000 человек, в зависимости от обстоятельств. Но если Наполеон будет настаивать на своем решении сосредоточить две армии в Меце и Страсбурге, прусское правительство уже решило довести свою армию до 500000 человек. Передают, что страх и смятение царят в берлинском кабинете, где король и большая часть министров склонялись к сотрудничеству с Россией и только Мантёйфель при поддержке принца Прусского добился принятия декларации о нейтралитете (Мантёйфель вначале предлагал формальный союз с Англией). Уже имеется официальное решение кабинета (Kabinets-Beschluss), согласно которому, при известных обстоятельствах, в течение одной ночи все наиболее видные демократы в королевстве, и в первую очередь в Рейнской Пруссии, должны быть арестованы и отправлены в крепости Восточной Пруссии, где они будут лишены возможности содействовать крамольным замыслам Наполеона (die Umsturzplane Napoleon's!!) и вообще организовать народное движение. Предполагается провести эту меру в жизнь немедленно, если в Италии начнутся беспорядки или если Наполеон сосредоточит армии в Меце и Страсбурге. Это решение, как нам сообщили, было принято единогласно, хотя все обстоятельства, при которых кабинет сочтет уместным осуществить эту меру, еще не предусмотрены.

Написано К. Марксом 17 февраля 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4022, 9 марта 1854 г. в качестве передовой